Человек-инструкция | Выпрямляльщик гвоздей |
00.0 и 00.1
Глава 1. Вне системы
Если однажды Гокудеру Хаято спросят, почему в тот день он вёл себя как последний придурок, вряд ли он ответит, потому что нефиг лезть к нему с вопросами. Другое дело, что и сам себе он это не очень-то может объяснить. Совершенно невнятные инструкции, полученные от Реборна, и так-то не особо укладывались в голове, но его собственная реакция на происходящее и вовсе была за гранью всякой логики. С другой стороны, от того, кого всю сознательную жизнь, сначала за спиной, а потом и в глаза, называют pazzo[1], сложно ожидать чего-то адекватного. Но Гокудера, кто бы и что бы о нём ни говорил, не был придурком. Асоциальный? Да! Агрессивный? Да! Вспыльчивый? Тысячу раз да! Но с мозгами у него всё было в полном порядке, спасибо, беспокойство излишне.
Возможно, дело было в этой чистенькой и аккуратной японской школе, докучливых учителях, всё утро докапывавшихся до его документов, девицах, смотревших на него, как на подтаявшее мороженое, и необходимости напялить на себя убожество, именуемое школьной формой. Может быть, всё началось ещё накануне, когда он понял, что практически все деньги ушли на то, чтобы снять крохотную квартирку – земли в Японии мало, недвижимость дорогая, курсы валют, опять же. А может быть последней каплей стало выражение лица Савады Тсунаёши – безразличие, моментально сменяющееся испугом, и наоборот.
«Чёртов забитый тихоня!» — решил он тогда, пинком переворачивая его парту и получив в ответ всё тот же калейдоскоп эмоций. Ему, конечно, объяснили, что случай тут нестандартный, но это на его вкус было уже слишком. Нормальный парень, даже далёкий от того, чтобы сделать свои кости[2], не должен так реагировать! В конце концов, этот жестокий мир никому не делает скидок – естественный отбор – теория Дарвина, у тебя есть только то, что ты смог отгрызть и удержать. А человек с таким выражением лица скорее позволит сожрать всё, чем он владеет, а потом себя самого на десерт, чем сможет удержаться на самой вершине.
Дерьмовая ситуация, от исходных данных задачи аж блевать тянет. Хаято даже задумался о том, стоило ли переться на край света, на эти чёртовы острова, где всё не как у нормальных людей, ввязываться в бесперспективную хренотень, чтобы в итоге поиметь такие шикарные проблемы. К концу учебного дня он всё же решил, что стоило. Во-первых, вся его жизнь с момента побега из дома и так была сплошной дурно пахнущей авантюрой. Во-вторых, за безнадёжные дела Реборн до сих пор ни разу не брался – слишком уж дорожит своей репутацией. А значит, если этот «маменькин сыночек» все-таки встанет во главе Вонголы, будет полезно оказаться где-нибудь поблизости, поскольку это его единственный серьёзный шанс получить место в уважаемой Семье, пусть даже боссом будет эта размазня. Плюс, не стоило забывать, что он принял условия соглашения ещё три дня назад, когда выпустил себе в основание челюсти Особую Пулю[3], позволяющую ему болтать на этом безумном языке. Между прочим, это было больно!
И вообще, может, он просто что-то не так понял? Мало ли какое представление у человека о конспирации, всякое может быть, тем более что японцы явно склонны к альтернативной логике. Наскоро сочинив трещащую по швам легенду, раз уж Реборн сам не озаботился выдумать причину для нападения, Гокудера отправился разыскивать своё, если свезёт, будущее начальство, готовясь как следует попонтоваться. Это дело он любил гораздо больше, чем какие-то унылые сочинения. Результаты превзошли все ожидания в худшую сторону – это «нечто» дрожащим голоском уверяло, что не при делах, причём настолько искренне, что Хаято чуть не поверил, что ошибся адресом. Ведь не может тот, в ком течёт кровь Вонголы, так дрожать и нелепо лопотать что-то несуразное?
Оказалось, что может, и в мозгу Хаято окончательно переклинило.
По-настоящему странно было даже не то, что он окончательно слетел с катушек, а то, что присутствующий там же, на заднем дворе школы, Реборн и не подумал ему как-то помешать, когда Гокудера на полном серьёзе решил всё подорвать.
Наверное, Реборну было весело: этот чокнутый Аркобалено спокойно сидел на подоконнике и, казалось, был готов извлечь откуда-нибудь ведро попкорна или чашечку любимого эспрессо, на худой конец. Конечно, считается, что маленьким детям нельзя кофе, но в данном случае, вряд ли что-то могло ухудшить здоровье знаменитого киллера больше, чем лежащее на нём проклятье. Наверное, Гокудера тоже хотел бы повеселиться, пусть и в последний раз в жизни – дураком он не был, а потому последствия своих поступков осознавал. Весело подорвать непутёвого наследника и себя заодно, чтобы никто из них больше не мучился – ещё не самый худший вариант, который мог прийти в его утомлённую голову. Может статься, найдётся какой-нибудь другой кандидат, у которого нет матери-японки и дебильного выражения лица. Сам-то он этого уже не увидит, да невелика потеря, насмотрелся уже на всю жизнь на мафиози, во всяких видах, под любым углом.
Но вот чего он точно не ожидал, так это удивительного проворства, с которым Савада принялся бороться за жизнь. Возможно, тот до последнего не хотел воспринимать серьёзность нависшей над ним угрозы или просто никогда ещё не заглядывал в глаза смерти, а потому только теперь почувствовал её незримое присутствие. Но, как бы там ни было, жить он хотел, хотя бы недолго и не очень счастливо, однако другой жизни у него не было.
Сама только необходимость сражаться вызывала у Тсунаёши нервный тик и совершенно неадекватную реакцию, вдобавок этот парень всерьёз считал, что пуля летит долго и от неё можно убежать. И не только от пули – с диким воплем Савада побежал от взрывной волны, и, что самое странное, ему это удалось.
— Ты, верно, шутишь? Сражаться с мафией?! — орал он во всю мощь своих лёгких, наверняка его крик услышали на другом конце квартала, если бы не грохот взрывчатки.
Гокудера зажал в зубах сразу несколько сигарет, чтобы удобнее было поджигать фитили. В воздух полетела очередная партия буровых шашек, потрескивая безбожно укороченным бикфордовым шнуром. Казалось, всё уже решено наперёд и они все весело и дружно сдохнут в окружении нитроглицерина и селитры. Прямо перед собой Хаято видел широко распахнутые карие глаза этого недоумка и отчётливо читал в них понимание происходящего. Да, он видел понимание, но ни следа былого безразличия и ни крупинки смирения. Удивление, граничащее с шоком, как будто Савада, будь у него соответствующая выдержка, в ответ на спокойные объяснения Реборна, говорил бы не «А-а-а! Какой кошмар!», а «Вот прямо сейчас, здесь, меня убьют? Как некрасиво!».
Как и всегда, захваченный азартом происходящего, Хаято вопил невразумительное «Умри!» и непроизвольно-глупое «Стоять!», но где-то в глубине всё равно чувствовал, что что-то не так.
Глупые метания Савады привели их в тупик, Гокудера радостно оскалился:
— Попался! — он швырнул в вёрткого противника следующую партию динамита и, одновременно с этим, услышал выстрел. Он ещё подумал было, что поздно, что взрывчатка уже в полёте, так что они тут сдохнут оба, а криминалисты заебутся разбирать, где чьи кишки (чем не романтика?), так что застрелить его надо было раньше, если хотели сохранить жизнь этому мальчишке.
Хаято не учёл, что пуля была не для него, что такие пули на него никто тратить не будет – рылом не вышел. Как в замедленной съёмке он увидел безвольно мотнувшуюся голову Савады, беспомощно раскинутые руки, как будто бы, пытаясь устоять на ногах после выстрела в голову, парень решил ухватиться за воздух или просто обнять весь мир напоследок.
«Наверняка его предсмертным желанием будет остаться в живых, — решил Гокудера, — но разве это значит, что я должен просто так взять и сдаться? Слишком уж далеко зашёл».
Но вместо того, чтобы перемахнуть через забор, или ещё что-то в том же духе, Тсунаёши принялся гасить фитили летящих и упавших шашек. Он носился по дворику, зажимая голыми ладонями сыплющие искрами шнуры, явно не думая о том, во что после таких упражнений превратятся его руки.
Это был плевок в лицо, красная тряпка для быка! Гокудера привык, что все боятся динамита, что даже самые безбашенные храбрецы стараются побыстрее убраться вон из зоны поражения, когда капсюль введён, а заряд активирован. Он же собственными глазами видел, что парень – полная размазня, так с чего бы это вдруг такое геройство?
Поэтому он добавил жару, а потом ещё, но этого всё равно было мало, чтобы остановить человека в Гипер-режиме. А потом он просто не рассчитал количество, и динамит выскользнул из потных ладоней прямо ему под ноги. У Хаято не было никакой супер-силы, никто не станет тратить на него Пулю Возрождения, чтобы сохранить его жалкую жизнь. Может быть, он и нужен был здесь только для того, чтобы показать наивному ребёнку, какая жизнь ждёт его за стенами материнского дома? И никто и не собирался давать ему шанс?
«Пиздец, — отчётливо понял он, как только из сведённых судорогой пальцев выскользнула первая шашка. — Я сейчас сдохну, моя дерьмовая жизнь закончится нелепо и бессмысленно, разве что мой обезображенный труп научит чему-нибудь Саваду». Гокудера совершенно расслабился и решил, что последние секунды жизни он наконец-то может быть спокоен, потому что дёргаться поздно, да и смысла нет.
Наверное, надо было помолиться, перед смертью-то, он даже глаза закрыл и отчаянно взмолился: «Спаси меня, Пресвятая Дева, по Твоей благости, а не по моим делам!». Но на этом праведном пути его ждал облом – Савада продолжал гасить запалы, то ли по инерции, то ли не понимая, что сейчас он вполне мог просто отойти на безопасное расстояние и полюбоваться на то, как тело идиота, посмевшего поднять против него оружие, будет разорвано на части.
Время действия Пули подходило к концу, а этот «блаженный» спасал жизнь своего несостоявшегося убийцы, рискуя собственной.
— Ух, чудом успел! — вздохнул Савада, погасив последний фитиль, одновременно с прекращением действия Гипер-режима. Вот тут-то до Гокудеры дошло, что он влип по самое «не хочу». Ноги предательски подкашивались, земля внезапно стала гораздо ближе. Хаято понял, что он стоит на коленях и это – правильно. Что кланяться на японский манер, как он пару лет назад видел в каком-то фильме, тоже правильно. Даже выражение восторженного обожания, на не привыкшей к подобным выкрутасам роже, ахинея, которую он тараторил без умолку, и всё такое прочее – наконец-то правильно.
Можно и потом разобраться, почему это именно так, а затем детально всё проанализировать, разложить по полочкам и решить, как жить дальше. Пока понятно только одно: его жизнь теперь принадлежит Саваде Тсунаёши, просто потому, что он спас её, не имея на это никаких видимых причин. Если спас, значит, он ему зачем-то нужен, а если нужен, значит, он вполне может получить с этого хоть какой-то профит, разумеется, если будет вести себя правильно. А Гокудера будет, ему надоело скитаться по баракам, питаться всякой дрянью и считаться последней падалью, он хочет гарантий, хочет быть членом Семьи.
Воздух пах гарью, всё вокруг измазано жирной копотью, перед глазами – щербатый асфальт. Он склонился так, что обгоревшие на концах волосы подмели землю, резко вскинул голову, чтобы поймать взгляд падроне[4], ничего, спина не переломится, можно и поклониться, если человек того стоит.
И, хотя Савада предложил сделать вид, что ничего такого не было (проверял он его так что ли?), Хаято даже не попытался воспользоваться предложенным вариантом, а даже оскорбился такому предложению. В конце концов, он вырос среди «людей чести» и понимает, что такое нельзя оставлять без оплаты. Может быть, он хочет убедиться, что сделал правильный выбор? Пожалуйста, он готов работать сколько угодно, если это позволит ему приблизиться к цели.
Для начала - ушатать каких-то имбецилов, мешающих их разговору, а там видно будет.
***
У Гокудеры всех вещей – спортивная сумка с тряпками, старый исцарапанный мобильник, две банковские карточки и несколько потрёпанных книг. Оказывается, что эта квартирка не только дороже того жилья, которое он снимал раньше, но и больше, и он, со своими жалкими пожитками, чуть ли не теряется здесь. Вдобавок надо привыкать снимать обувь, потому что татами, каждый вечер раскатывать футон, каждое утро – скатывать. Быстрорастворимая лапша везде одинакова, но придётся привыкать к местному табаку и выпивке.
Телефон тренькнул смс`кой, Хаято отложил в сторону пропитанную перекисью водорода ватку и уставился на экран. Судя по полученной информации, кто-то положил ему денег на тот счёт, который он использовал для заказчиков и поставщиков, не так уж много, но и не сказать, что мало.
— У тебя дерьмовый кофе, Гокудера, — безапелляционно заявил Реборн, как будто бы этот факт нуждался в дополнительных комментариях. Растворимая дрянь – именно то, что Хаято привык хлебать за последние годы, чтобы хоть как-то просыпаться по утрам, что тут ещё можно сказать?
Нелепое, в сущности, зрелище – пятилетний ребёнок в костюме и шляпе едва виден из-за стола. Но Гокудера был не из тех, кто бы усомнился в возможностях этого странного человека.
— На хороший у меня нет денег, синьор Реборн, — с едва заметным раздражением в голосе ответил Хаято, продолжая обрабатывать многочисленные ссадины на руках.
— На кофе тебе теперь хватит, — фыркнул аркобалено, отодвигая от себя щербатую чашку, явно оставленную здесь предыдущими хозяевами квартиры. — Всё оформили так, будто ты купил пару акций и тебе теперь положены дивиденды. Должен же ты на что-то жить? Ты же понимаешь, что тебе нельзя заключать никаких других договоров? Иначе можешь попрощаться со своими амбициями, и не только с ними.
— Я не идиот, какого бы мнения обо мне ни были окружающие.
Гокудера и без того понимал, что будет непросто, с Десятым Вонголой вообще ничего не может быть просто, как ему показалось. Но так у него есть гарантированный доход и некоторые перспективы, пока весьма смутные. Что-то в сегодняшнем происшествии не давало ему покоя: он не мог объяснить себе ни милосердия, ни кажущегося бескорыстия наследника уважаемой Семьи – ведь от него ничего не потребовали за спасённую жизнь. Да и сам факт того, что в ответ на неприкрытую агрессию он получил не гнев и даже не безразличие, которого вполне можно было ожидать (что может быть проще, чем отойти в сторону и посмотреть, как человек будет решать самим же собой созданные проблемы?), а помощь…
— Тсуна слишком наивен и слишком добр. В сочетании с Пламенем Предсмертной Воли это даёт очень опасную смесь, опасную, в первую очередь, для него самого, — менторским тоном заявил Реборн, будто у них тут лекция по психологии отношений. — Ты можешь оказаться ему полезен, я это признаю, но не забывай ни на секунду, что ты жив до тех пор, пока он полагает это необходимым. Я бы тебя убил за подобную выходку.
Гокудера кивнул, закусил губу и уставился невидящим взглядом куда-то в пол. Всё это и так совершенно очевидно, хоть и сложно чувствовать себя настолько зависимым от чужой доброй воли, осознавать степень собственного кретинизма было ещё сложнее.
— Я всё понял, синьор Реборн. Я буду полезен Джудайме так, как он того захочет.
— Что же, тогда до следующей встречи, Гокудера.
Хлопнула входная дверь, потом – дверь подъезда, за окном шумели машины, а Гокудера всё сидел на крохотной кухоньке и пялился на грязноватый пол, пытаясь поймать за хвостик какую-то мысль, но никак не мог понять, что же он всё-таки пытается вспомнить.
Пламя Предсмертной Воли – сложная штука, раньше он только слышал о таком, а теперь вот даже увидеть довелось, но к пониманию этой мистической хреновины он так и не приблизился. Может быть, у обладателей Пламени какая-то другая логика, а может быть, Джудайме увидел в нём что-то, чего Хаято не видел сам. Возможно, он действительно просто слишком добр, чтобы позволить умереть тому, кого мог спасти? Не такая уж большая разница для самого Гокудеры – ему не важны причины, главное, что впервые к нему кто-то был добр. Кто-то, кроме одиноких старушек, временами подкармливавших его в первые пару лет после побега из дома.
А самое главное, он не увидел в его глазах раздражающей жалости, которой были преисполнены те пожилые синьоры.
Жалости Хаято не терпел, наверно, потому, что где-то в глубине души знал – жалость сделает его слабым. Так просто позволить кому-то взять всё на себя, а самому потонуть в жалости к себе. Потонуть, захлебнуться и сдохнуть, а он против, он хочет жить, решать собственные проблемы по-своему, предоставляя другим поступать так же. В конце концов, это и называется мужеством.
Он старался показать, что целиком и полностью признаёт главенство Савады, готов делать всё, что прикажут, но получал в ответ какую-то странную реакцию. Как будто актёры случайно выучили роли для разных спектаклей. Гокудера следил за ним, пытался составить мнение не из общего впечатления, а из мелочей. Получалось фигово, у Хаято даже сложилось впечатление, что Тсунаёши довольно давно отгородился ото всех стеной вежливости. В классе его считали неудачником, но говорили, что недавно из-за какой-то девицы он подрался со старшеклассником и уделал того по полной. Не слишком логично, хотя можно предположить, что обычно Савада предпочитает не высовываться, а избежать этого поединка ему не дал Реборн, это бы многое объяснило. В любом случае, выводы делать рано.
Гокудеру в этой школе бесило всё – беспардонно лезущие не в своё дело учителя, ученики, считающие себя вправе отпускать совершенно непозволительные замечания. Ему потребовалась вся его выдержка, чтобы не избить того кретина, который предположил, будто между ним и боссом противоестественные отношения, но он всё же сделал вид, что просто не услышал этих слов, и сорвался на учителе[5]. После этой его выходки их чуть было не исключили, но дело всё-таки удалось замять, хотя и ему и Саваде, как бы он ни пытался показать обратное, на это было наплевать.
И только гораздо позже, сидя на крохотной кухоньке своей квартиры и выкуривая сигарету за сигаретой, Гокудера признался себе – если бы это было условием, то он с готовностью лёг бы под будущего босса Вонголы, наплевав на все свои убеждения.
***
Я ещё надеялся, что проблем можно избежать, если и дальше пользоваться хромающим на все четыре ноги «автопилотом» и изображать, Тсуну, делающего вид, будто ничего не происходит, так, как всегда поступает его мама. Эдакий простой, проверенный временем рецепт жизни без стресса. Но что-то не складывалось, хотя я почти научился выстраивать в голове логические цепочки, полностью имитировавшие ход мыслей Савады, и приучил себя пользоваться только его словарным запасом. В таком виде получалось, что ненормальный репетитор собрался делать из меня следующего оябуна[6] какого-то сицилийского клана. Выглядела такая формулировка бредово, но гораздо больше подходила человеку, выросшему в Японии.
А ведь был ещё и Гокудера Хаято, норовящий подорвать всё вокруг, что также не привносило спокойствия в мою жизнь. Нет, я всё понимал, в конце концов, о самом Гокудере я знал немного больше, чем он успел мне рассказать, в том числе, и некоторые его мотивы, но пока я изображал из себя пугливого идиота, его присутствие было весьма утомительно. Что заставляло ещё раз задуматься о том, когда и как менять линию поведения. Пока было откровенно рано, но через пару месяцев можно «привыкнуть» к стрельбе и взрывам, а там посмотрим.
Ожоги с ладоней после драки с этим неугомонным чуть ли не целую неделю сходили, а во взглядах Гокудеры, которые он бросал на мои руки, перемешались вина и непонимание. Я сам не мог себе объяснить, почему меня это беспокоит. Логика Гокудеры Хаято – за гранью человеческого разума, уверен, он и сам себя понимает хорошо если один раз из десяти.
Сегодня было ещё ничего, Гокудера прогуливал школу, мотивировав сей геройский поступок необходимостью пополнить запас динамита. Поэтому было тихо, никакого ора, шума и грохота, можно было спокойно выспаться на физике, которую я и без того знал. К физкультуре я более-менее проснулся, отходя от своих очередных экзерсисов в Хранилище, но всё же командные игры – это явно не моё, особенно бейсбол, в который до этого как-то не доводилось играть, я и правил-то этой игры не знал до сегодняшнего дня.
Несмотря на репутацию Савады, один из самых популярных одноклассников решил пригласить меня в команду. Ямамото Такеши играл в бейсбол за школу, всегда, сколько Тсуна был с ним знаком, сначала за младшую, теперь – за среднюю, он и за старшую наверняка играть будет. Ходили слухи, что он собирается пойти в профессиональный спорт, но я-то знал, что парня ждёт другая, не менее прибыльная карьера.
Этот парень произвёл на меня довольно приятное впечатление – он всегда был весел, ни с кем не ссорился и его любят девчонки. Пожалуй, Тсуна мог бы сказать, что завидует ему – что-то такое мелькало среди его воспоминаний – не столько популярности, это-то ему нафиг не нужно, а тому, что у того есть что-то важное, что-то, имеющее смысл. У Ямамото есть цель, а Тсуна не видел смысла в своём существовании. Мне это было довольно сложно понять, я как-то больше привык ставить себе некие метафизические «планки» и прыгать, пока не смогу их преодолеть, а потом начинать всё по новой. В этом мы с Ямамото, наверно, похожи. Думаю, мы бы легко подружились, если представить, что был хоть один шанс встретиться с ним, пока я был собой.
«Интересно, о чём бы мог жалеть Ямамото перед смертью? — подумал я, лениво подметая поле после урока. — Наверное, что-то вроде выигрыша в мировом чемпионате, было бы вполне в его стиле...»
Вообще-то, убирать поле должна была вся наша команда, как проигравшие, но поскольку одноклассники дружно решили, что проиграли они именно из-за меня, значит, мне и отдуваться. Стоило ли так надрываться на прошлой неделе, чтобы сегодня все дружно назначили меня «козлом отпущения»? Хотя нельзя сказать, что они так уж и не правы – в бейсболе я полный ноль. Я не удивился и не пытался как-то избежать этой сомнительной чести, ничего нового о себе и Саваде я всё равно не услышал. Бег по утрам не принёс пока ощутимых результатов – я опять ужасно вымотался и сбил дыхание, с этим решительно надо было что-то делать, и я мужественно повелел себе увеличить время пробежки на полчаса.
— Подмога прибыла! — заорал кто-то прямо у меня над ухом.
Я обернулся и с удивлением увидел жизнерадостное лицо Ямамото. Не совсем понятно, зачем он решил мне помочь, но глупо было бы отказываться от помощи, хотя на языке у меня вертелась целая куча вопросов.
— Извини, это всё из-за меня, — сказал я, задействовав «автопилот» для контроля мимики. — Не стоило брать меня в команду.
— Да ладно тебе, это всего лишь физ-ра, — рассмеялся Ямамото. — К тому же я сделал это специально.
Подобное заявление заставило меня напрячься – излишнее внимание мне было не нужно абсолютно, с другой стороны, Ямамото же будет Дождём Вонголы, а значит, мы должны каким-то образом «подружиться». Я вопросительно посмотрел на одноклассника, и тот пояснил:
— Ты был крут в последнее время, разве нет? Когда дрался на мечах, или на том матче по волейболу. Я отметил тебя в своей книжке.
Всё это мне решительно не нравилось – или Ямамото знает гораздо больше, чем стоило, а значит, согласно одной из версий, просто притворяется жизнерадостным идиотом, либо у меня началась паранойя.
— В отличие от тебя, я играю только в бейсбол, как будто это всё, что я умею, — продолжил парень грустно.
— Чего это ты? Ты ведь лучше всех играешь в бейсбол, — неподдельно удивился я. Если уж один из лучших спортсменов школы считает свой уровень недостаточным…
— Не так уж всё хорошо. В последнее время не важно, сколько я тренируюсь, мои средние показатели падают, я играю всё хуже. Боюсь, что вскоре я уже не смогу быть ведущим игроком в команде.
«Вот только маниакально-депрессивного психоза нам тут не хватало! — подумал я. — Блин, а ведь Настюха говорила, что он суицидник!»
— Тсуна, что мне делать? — на полном серьёзе спросил он у меня. Нет, я бы вполне понял такой вопрос, если бы присутствовал здесь сам, а не в качестве Савады, но ему-то откуда знать что я действительно могу посоветовать что-то путное?
— Что? Почему ты решил спросить именно меня? — несколько запоздало отреагировал я.
— Шучу-шучу! Просто я подумал, что могу рассказать тебе об этом.
Выражение лица Ямамото, такое непривычно-серьёзное, настоящее, моментально сменилось его обычной улыбкой до ушей, как будто кто-то повернул выключатель. Он стоял, закинув швабру на плечо, как привык держать биту, и смеялся так сильно, что зажмурил глаза. Мне почему-то подумалось, что он это специально, ведь взгляд гораздо вернее передаёт настоящее настроение, чем что-либо другое. Но, увидев серьёзного Ямамото, я уже не мог так просто выкинуть это происшествие из головы.
— Ну, больше старания, и ты всего добьёшься, ну, я так думаю, — выдаю я совершенно стандартный и абсолютно неподходящий совет. Какой же я всё-таки врун…
— Ага. Знаешь, я тоже об этом думал, — безмятежно улыбается мне Ямамото, как будто не он тут только что шокировал меня своей серьёзной рожей. — Так и думал, что мы сойдёмся во мнении.
— Правда? — удивился я, теперь мне не давала покоя мысль – какое же его лицо настоящее?
— Отлично, сегодня остаюсь здесь и тренируюсь до потери пульса! — заорал Ямамото на всю спортплощадку.
«Вот уж «до потери» – не надо, — подумал я, глядя ему в след. — В этом деле лучше без фанатизма, а то мало ли что…»
Закончив с уборкой, я отправился домой, где меня поджидал Реборн со своими, как всегда, гениальными идеями. На этот раз в его многомудрую голову взбрело, что Ямамото, со своей популярностью и успехами в спорте, весьма пригодится Семье. Одно только это заявление заставило меня серьёзно задуматься, причём не столько о том, что репетитор за мной следит, сколько о том, что правила здешней мафии сильно отличаются от всего, что я читал на эту тему в своём мире.
Коза Ностра – сицилийская мафия, «наше дело»… я как-то привык считать, что если «сицилийская», то не-сицилицев туда не берут в принципе, даже итальянцев с большим трудом. А тут непонятно что: у меня самого мать – японка, Гокудера – незаконнорождённый полукровка, а про Ямамото и остальных даже говорить нечего. Поругавшись с Реборном и получив от него очередной втык, я ещё раз перечитал все выданные мне материалы о мафии – ничего. Ни одного слова о национальности, зато несколько раз упоминалось, что для того, чтобы стать членом клана, нужна Решимость… Именно так, с большой буквы. Уж не Пламя Предсмертной Воли имеется в виду? Это было бы логично, насколько в этом мире всё вообще подчиняется логике.
Оставшийся вечер я провёл неплохо, закопавшись в учебники по истории Японии, предварительно оттащив в свою комнату блюдо с онигири.
Пока всё шло довольно неплохо и учебники читались почти как исторические романы, если бы ещё не надо было учить даты…
А на следующий день я понял, что «накаркал» мысленно обзывая Ямамото суицидником – этот умник решил прыгнуть с крыши, нашей школьной – четыре этажа плюс чердак. Потрясающая логика, если честно, для того, чтобы убиться насмерть, ему придётся сильно постараться… Но лучше бы обойтись без этого. Несясь вместе со всем классом по лестницам и активно работая локтями, я старался просто не думать о своих вчерашних словах, ведь нет кары страшней, чем быть виноватым. Получалось плохо – я никогда особо не был силён в самовнушении.
«Что важнее, твои дебильные попытки не привлекать лишнего внимания, или жизнь хорошего, в сущности, человека? — ругал я себя на бегу. — Сказал бы нормально, что он перетренировался, и это не страшно, бывает, но в таких обстоятельствах ни в коем случае нельзя повышать нагрузку, наоборот, надо снизить объём и интенсивность занятий, спать не меньше десяти часов в день, хорошо кушать, на горячие источники, опять же, съездить можно...»
Депрессия, между прочим, один из симптомов перетренировки, наравне с ухудшением сна и прочими гадостями, включая лимфоцитопению. Тсуна бы наверняка сбежал, боясь посмотреть однокласснику в глаза, но я и так нагородил проблем с ним, значит, мне их и разруливать. А как, это уже по месту решить можно, чего заранее страдать?
Ямамото стоял у самого края, перешагнув через хлипкое ограждение, и смотрел прямо перед собой. На крыше собралось чуть ли не полшколы, и мне пришлось изрядно постараться, протискиваясь в первый ряд. Ямамото как раз показывал всем загипсованную руку и говорил, что теперь ему больше ничего не осталось, кроме как шагнуть с крыши, так, как будто он сам в это верит. Толпа вокруг бурлила, кто-то толкнул меня в спину, из-за чего я оступился, и меня буквально выкинуло на свободное пространство, между краем крыши и оравой школьников.
— Если ты пришёл меня остановить, то бесполезно, — горько усмехается Ямамото, увидев меня впереди всей этой толпы. — Как кто-то, кого всегда называют Бесполезным Тсуной, может понять чувства, когда хочется умереть после провала во всём, да?
Я вздохнул и принялся судорожно придумывать, что же ему такого сказать. Но я никогда не был мастером в этом деле, так что единственное, что я мог бы сделать в этих обстоятельствах, так это просто силой уволочь его отсюда, если бы эта самая «сила» не осталась в прошлой жизни, поэтому я пустил в ход «автопилот» и практически полностью подменил свою личность Савадой, насколько это вообще возможно, в отсутствии его самого. Пауза получилась довольно продолжительной, но вроде бы никто не заместил странностей.
— Нет, — сказал не столько я, сколько память Савады Тсунаёши. — Я и ты, мы разные, так что…
— Как высокомерно с твоей стороны, совсем недавно ставший крутым Тсуна-сама, — едко скривил губы Ямамото, прерывая мою сумбурную речь. Это было совершенно не похоже на все те воспоминания о нём, которые были у Тсуны, что я на некоторое время растерялся, но потом всё же взял себя в руки.
— Нет, ты не прав! Это потому, что я неумеха!!! — возразил я со всей горячностью. — В отличие от тебя, я никогда не стараюсь что-нибудь сделать... Я сказал тебе «старайся», хотя не имел права, ведь сам я никогда и не пытаюсь. То, что я вчера сказал, было ложью, прости меня.
Безумный сумбур, но всё же до меня дошёл смысл этих слов и причина, по которой Савада всё-таки «ушёл» – если нет причин стараться, нет и причин оставаться в живых. Я перевёл дыхание и продолжил эту импровизированную исповедь-проповедь:
— Тебе плохо оттого, что твоя карьера внезапно закончилась из-за несчастного случая... Но мне в голову никогда не приходило ничего подобного! Вообще-то, я жалкий человек, который умирая будет сожалеть о многом... И думать о том, что если бы у меня было предсмертное желание, то я бы хотел всё изменить... — вообще-то, Тсуне пришлось, хоть и несколько в иной форме, но знал об этом только я, так что это почти не ложь. Особенно та часть, что про изменения. — Думать, что нет ничего хуже, чем умирать просто так... Я не могу понять твоих чувств, извини…
Настоящее лицо Ямамото – спокойная сосредоточенность, смерть, смотрящая прямо из его глаз. Он слушал меня внимательно, но слышал явно что-то своё. Его губы шевельнулись, мне показалось, что он повторил «нет ничего хуже, чем умирать просто так», потом чуть улыбнулся, горько, едко, кисло, но улыбнулся и всё-таки схватился за мою протянутую руку, и, как будто тактильный контакт позволил мне читать его мысли, я явственно увидел его ответ: «Умирать, убивать… ты же подскажешь мне повод?». Я вздохнул с облегчением, но как оказалось, слишком рано – хлипкий карниз, на котором стоял Ямамото, внезапно затрещал и обвалился, крыша начала просто выкрашиваться под его кроссовками, мелкие камешки с задорным стуком посыпались в низ. Всё как в фильмах ужасов – хруст, невнятный шорох, скрип металла ограждения под моей потной ладонью, я ещё пытался что-то сделать, перенёс вес назад, отступал мелкими шажками, надеясь, что кто-нибудь подскочит сзади и мы вытащим этого неудавшегося самоубийцу, но остальные, скорее всего, просто замерли в ступоре.
Я смотрел на Ямамото – этот придурок был совершенно спокоен, это неправильно, так неуместно сейчас, что осознание этого позволило мне успеть перехватить его за рубашку, когда он сам отпустил мою руку. Теперь мы оба удивлены поведением друг друга и доблестно летим с крыши. Браво, Ваня, не прошло и месяца новой жизни, как она грозит оборваться!
В этот раз я не успел засечь момент выстрела – всё-таки паника захлестнула меня с головой, и я проморгал и боль, и ледяную темноту, но вспыхнувшее Пламя и калейдоскоп красок я не пропустил бы и при всём своём желании – загораясь, этот огонь заполняет собой всё. Время замедлилось, мы падали медленно, как будто вязли в прозрачном сиропе, но времени на раздумья всё равно не было.
Я подхватил своего непутёвого приятеля на руки, двигаться было довольно сложно, как будто я продирался сквозь толщу воды на большой глубине, но мне всё же удалось справиться с этой задачей. Теперь надо было тормозить, и единственное, что я мог тогда сделать, это представить кокон пламени вокруг нас с тягой, направленной вверх. Небо, ведь гармония, если я ничего не путаю, Ямамото не должно повредить, и Тсуна вполне себе летал на этом самом пламени, правда, с помощью перчаток, но вдруг?
Как говорится, дуракам везёт – в ушах шумело, как в аэродинамической трубе, воздух вокруг становился всё плотнее и плотнее, и если закрыть глаза, то можно было представить, что огонь возник из-за трения об атмосферу. Мне стало весело от этой мысли, но рассмеяться у меня так и не получилось, вместо этого я прямо спиной шмякнулся на асфальт, а весьма немаленькая тушка Ямамото придавила меня сверху.
Наверху шумел народ, кто-то предполагал, что всё это было просто глупой шуткой Ямамото, а я всё ждал, когда же он додумается с меня слезть. К счастью, он оказался достаточно догадливым, чтобы мне не пришлось говорить об этом вслух.
— Ты был невероятен, — всё ещё серьёзно заявил он, смотря, как я проверяю, всё ли у меня цело. — Так что мне придётся согласиться с твоим мнением.
А потом он вдруг засмеялся, состроив свою обычную физиономию:
— О чём я только думал, какой же я временами идиот!
Вот только верить этой клоунаде, после того, как он показал себя без своей вечной маски, я бы не стал. Я не знал, зачем он притворяется, но делал он это качественно, нечего сказать. И, сидя рядом с ним на земле посреди обломков парапета, я почему-то подумал, что мы – вне системы. И я, и Гокудера, и Ямамото – мы носим маски, играем роли, чтобы создать хоть какую-то видимость того, что мы часть окружающего мира, тогда как на самом деле всё совсем не так.
--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
[1] Pazzo
итал.) Отморозок. Придурок. Кретин, неполноценный и подлежащий устранению, ввиду невозможности ведения с ним конструктивных переговоров.
[2] Сделать кости. Завалить первого парня, чтобы быть принятым в Семью. Задание стажёра, переводящее из интернатуры в профессию.
[3] В каноне нигде не говорится, что нам показали все виды Особых Пуль, и не сказали, каким образом Реборн, Гокудера, Бьянки и вся Вария, включая рядовых бойцов, выучили японский язык. Уж явно не по учебнику «Японский за три месяца», тем более что таких сроков у них не было. Поэтому, предлагаю считать, что всё было именно так.
[4] Padroneитал.) Хозяин. Тот, от чьей воли ты зависишь. Также уважительно-патриархальное обращение к старшим.
[5] Отсылка к этой странице:
ga.readmanga.ru/home_tutor_hitman_reborn/v1ch4/...
[6] Оябун – япон. букв. «шеф» центральная фигура в иерархии якудза.
Глава 2, Глава 3, Глава 4, Глава 5, Глава 6, Глава 7, Глава 8, Глава 9, Глава 10, Глава 11, Глава 12, Глава 13, Глава 14, Глава 15, Глава 16, Глава 17, Глава 18, Глава 19, Глава 20
Глава 1. Вне системы
Если однажды Гокудеру Хаято спросят, почему в тот день он вёл себя как последний придурок, вряд ли он ответит, потому что нефиг лезть к нему с вопросами. Другое дело, что и сам себе он это не очень-то может объяснить. Совершенно невнятные инструкции, полученные от Реборна, и так-то не особо укладывались в голове, но его собственная реакция на происходящее и вовсе была за гранью всякой логики. С другой стороны, от того, кого всю сознательную жизнь, сначала за спиной, а потом и в глаза, называют pazzo[1], сложно ожидать чего-то адекватного. Но Гокудера, кто бы и что бы о нём ни говорил, не был придурком. Асоциальный? Да! Агрессивный? Да! Вспыльчивый? Тысячу раз да! Но с мозгами у него всё было в полном порядке, спасибо, беспокойство излишне.
«Чёртов забитый тихоня!» — решил он тогда, пинком переворачивая его парту и получив в ответ всё тот же калейдоскоп эмоций. Ему, конечно, объяснили, что случай тут нестандартный, но это на его вкус было уже слишком. Нормальный парень, даже далёкий от того, чтобы сделать свои кости[2], не должен так реагировать! В конце концов, этот жестокий мир никому не делает скидок – естественный отбор – теория Дарвина, у тебя есть только то, что ты смог отгрызть и удержать. А человек с таким выражением лица скорее позволит сожрать всё, чем он владеет, а потом себя самого на десерт, чем сможет удержаться на самой вершине.
Дерьмовая ситуация, от исходных данных задачи аж блевать тянет. Хаято даже задумался о том, стоило ли переться на край света, на эти чёртовы острова, где всё не как у нормальных людей, ввязываться в бесперспективную хренотень, чтобы в итоге поиметь такие шикарные проблемы. К концу учебного дня он всё же решил, что стоило. Во-первых, вся его жизнь с момента побега из дома и так была сплошной дурно пахнущей авантюрой. Во-вторых, за безнадёжные дела Реборн до сих пор ни разу не брался – слишком уж дорожит своей репутацией. А значит, если этот «маменькин сыночек» все-таки встанет во главе Вонголы, будет полезно оказаться где-нибудь поблизости, поскольку это его единственный серьёзный шанс получить место в уважаемой Семье, пусть даже боссом будет эта размазня. Плюс, не стоило забывать, что он принял условия соглашения ещё три дня назад, когда выпустил себе в основание челюсти Особую Пулю[3], позволяющую ему болтать на этом безумном языке. Между прочим, это было больно!
И вообще, может, он просто что-то не так понял? Мало ли какое представление у человека о конспирации, всякое может быть, тем более что японцы явно склонны к альтернативной логике. Наскоро сочинив трещащую по швам легенду, раз уж Реборн сам не озаботился выдумать причину для нападения, Гокудера отправился разыскивать своё, если свезёт, будущее начальство, готовясь как следует попонтоваться. Это дело он любил гораздо больше, чем какие-то унылые сочинения. Результаты превзошли все ожидания в худшую сторону – это «нечто» дрожащим голоском уверяло, что не при делах, причём настолько искренне, что Хаято чуть не поверил, что ошибся адресом. Ведь не может тот, в ком течёт кровь Вонголы, так дрожать и нелепо лопотать что-то несуразное?
Оказалось, что может, и в мозгу Хаято окончательно переклинило.
По-настоящему странно было даже не то, что он окончательно слетел с катушек, а то, что присутствующий там же, на заднем дворе школы, Реборн и не подумал ему как-то помешать, когда Гокудера на полном серьёзе решил всё подорвать.
Наверное, Реборну было весело: этот чокнутый Аркобалено спокойно сидел на подоконнике и, казалось, был готов извлечь откуда-нибудь ведро попкорна или чашечку любимого эспрессо, на худой конец. Конечно, считается, что маленьким детям нельзя кофе, но в данном случае, вряд ли что-то могло ухудшить здоровье знаменитого киллера больше, чем лежащее на нём проклятье. Наверное, Гокудера тоже хотел бы повеселиться, пусть и в последний раз в жизни – дураком он не был, а потому последствия своих поступков осознавал. Весело подорвать непутёвого наследника и себя заодно, чтобы никто из них больше не мучился – ещё не самый худший вариант, который мог прийти в его утомлённую голову. Может статься, найдётся какой-нибудь другой кандидат, у которого нет матери-японки и дебильного выражения лица. Сам-то он этого уже не увидит, да невелика потеря, насмотрелся уже на всю жизнь на мафиози, во всяких видах, под любым углом.
Но вот чего он точно не ожидал, так это удивительного проворства, с которым Савада принялся бороться за жизнь. Возможно, тот до последнего не хотел воспринимать серьёзность нависшей над ним угрозы или просто никогда ещё не заглядывал в глаза смерти, а потому только теперь почувствовал её незримое присутствие. Но, как бы там ни было, жить он хотел, хотя бы недолго и не очень счастливо, однако другой жизни у него не было.
Сама только необходимость сражаться вызывала у Тсунаёши нервный тик и совершенно неадекватную реакцию, вдобавок этот парень всерьёз считал, что пуля летит долго и от неё можно убежать. И не только от пули – с диким воплем Савада побежал от взрывной волны, и, что самое странное, ему это удалось.
— Ты, верно, шутишь? Сражаться с мафией?! — орал он во всю мощь своих лёгких, наверняка его крик услышали на другом конце квартала, если бы не грохот взрывчатки.
Гокудера зажал в зубах сразу несколько сигарет, чтобы удобнее было поджигать фитили. В воздух полетела очередная партия буровых шашек, потрескивая безбожно укороченным бикфордовым шнуром. Казалось, всё уже решено наперёд и они все весело и дружно сдохнут в окружении нитроглицерина и селитры. Прямо перед собой Хаято видел широко распахнутые карие глаза этого недоумка и отчётливо читал в них понимание происходящего. Да, он видел понимание, но ни следа былого безразличия и ни крупинки смирения. Удивление, граничащее с шоком, как будто Савада, будь у него соответствующая выдержка, в ответ на спокойные объяснения Реборна, говорил бы не «А-а-а! Какой кошмар!», а «Вот прямо сейчас, здесь, меня убьют? Как некрасиво!».
Как и всегда, захваченный азартом происходящего, Хаято вопил невразумительное «Умри!» и непроизвольно-глупое «Стоять!», но где-то в глубине всё равно чувствовал, что что-то не так.
Глупые метания Савады привели их в тупик, Гокудера радостно оскалился:
— Попался! — он швырнул в вёрткого противника следующую партию динамита и, одновременно с этим, услышал выстрел. Он ещё подумал было, что поздно, что взрывчатка уже в полёте, так что они тут сдохнут оба, а криминалисты заебутся разбирать, где чьи кишки (чем не романтика?), так что застрелить его надо было раньше, если хотели сохранить жизнь этому мальчишке.
Хаято не учёл, что пуля была не для него, что такие пули на него никто тратить не будет – рылом не вышел. Как в замедленной съёмке он увидел безвольно мотнувшуюся голову Савады, беспомощно раскинутые руки, как будто бы, пытаясь устоять на ногах после выстрела в голову, парень решил ухватиться за воздух или просто обнять весь мир напоследок.
«Наверняка его предсмертным желанием будет остаться в живых, — решил Гокудера, — но разве это значит, что я должен просто так взять и сдаться? Слишком уж далеко зашёл».
Но вместо того, чтобы перемахнуть через забор, или ещё что-то в том же духе, Тсунаёши принялся гасить фитили летящих и упавших шашек. Он носился по дворику, зажимая голыми ладонями сыплющие искрами шнуры, явно не думая о том, во что после таких упражнений превратятся его руки.
Поэтому он добавил жару, а потом ещё, но этого всё равно было мало, чтобы остановить человека в Гипер-режиме. А потом он просто не рассчитал количество, и динамит выскользнул из потных ладоней прямо ему под ноги. У Хаято не было никакой супер-силы, никто не станет тратить на него Пулю Возрождения, чтобы сохранить его жалкую жизнь. Может быть, он и нужен был здесь только для того, чтобы показать наивному ребёнку, какая жизнь ждёт его за стенами материнского дома? И никто и не собирался давать ему шанс?
«Пиздец, — отчётливо понял он, как только из сведённых судорогой пальцев выскользнула первая шашка. — Я сейчас сдохну, моя дерьмовая жизнь закончится нелепо и бессмысленно, разве что мой обезображенный труп научит чему-нибудь Саваду». Гокудера совершенно расслабился и решил, что последние секунды жизни он наконец-то может быть спокоен, потому что дёргаться поздно, да и смысла нет.
Наверное, надо было помолиться, перед смертью-то, он даже глаза закрыл и отчаянно взмолился: «Спаси меня, Пресвятая Дева, по Твоей благости, а не по моим делам!». Но на этом праведном пути его ждал облом – Савада продолжал гасить запалы, то ли по инерции, то ли не понимая, что сейчас он вполне мог просто отойти на безопасное расстояние и полюбоваться на то, как тело идиота, посмевшего поднять против него оружие, будет разорвано на части.
Время действия Пули подходило к концу, а этот «блаженный» спасал жизнь своего несостоявшегося убийцы, рискуя собственной.
— Ух, чудом успел! — вздохнул Савада, погасив последний фитиль, одновременно с прекращением действия Гипер-режима. Вот тут-то до Гокудеры дошло, что он влип по самое «не хочу». Ноги предательски подкашивались, земля внезапно стала гораздо ближе. Хаято понял, что он стоит на коленях и это – правильно. Что кланяться на японский манер, как он пару лет назад видел в каком-то фильме, тоже правильно. Даже выражение восторженного обожания, на не привыкшей к подобным выкрутасам роже, ахинея, которую он тараторил без умолку, и всё такое прочее – наконец-то правильно.
Можно и потом разобраться, почему это именно так, а затем детально всё проанализировать, разложить по полочкам и решить, как жить дальше. Пока понятно только одно: его жизнь теперь принадлежит Саваде Тсунаёши, просто потому, что он спас её, не имея на это никаких видимых причин. Если спас, значит, он ему зачем-то нужен, а если нужен, значит, он вполне может получить с этого хоть какой-то профит, разумеется, если будет вести себя правильно. А Гокудера будет, ему надоело скитаться по баракам, питаться всякой дрянью и считаться последней падалью, он хочет гарантий, хочет быть членом Семьи.
Воздух пах гарью, всё вокруг измазано жирной копотью, перед глазами – щербатый асфальт. Он склонился так, что обгоревшие на концах волосы подмели землю, резко вскинул голову, чтобы поймать взгляд падроне[4], ничего, спина не переломится, можно и поклониться, если человек того стоит.
И, хотя Савада предложил сделать вид, что ничего такого не было (проверял он его так что ли?), Хаято даже не попытался воспользоваться предложенным вариантом, а даже оскорбился такому предложению. В конце концов, он вырос среди «людей чести» и понимает, что такое нельзя оставлять без оплаты. Может быть, он хочет убедиться, что сделал правильный выбор? Пожалуйста, он готов работать сколько угодно, если это позволит ему приблизиться к цели.
Для начала - ушатать каких-то имбецилов, мешающих их разговору, а там видно будет.
У Гокудеры всех вещей – спортивная сумка с тряпками, старый исцарапанный мобильник, две банковские карточки и несколько потрёпанных книг. Оказывается, что эта квартирка не только дороже того жилья, которое он снимал раньше, но и больше, и он, со своими жалкими пожитками, чуть ли не теряется здесь. Вдобавок надо привыкать снимать обувь, потому что татами, каждый вечер раскатывать футон, каждое утро – скатывать. Быстрорастворимая лапша везде одинакова, но придётся привыкать к местному табаку и выпивке.
Телефон тренькнул смс`кой, Хаято отложил в сторону пропитанную перекисью водорода ватку и уставился на экран. Судя по полученной информации, кто-то положил ему денег на тот счёт, который он использовал для заказчиков и поставщиков, не так уж много, но и не сказать, что мало.
— У тебя дерьмовый кофе, Гокудера, — безапелляционно заявил Реборн, как будто бы этот факт нуждался в дополнительных комментариях. Растворимая дрянь – именно то, что Хаято привык хлебать за последние годы, чтобы хоть как-то просыпаться по утрам, что тут ещё можно сказать?
Нелепое, в сущности, зрелище – пятилетний ребёнок в костюме и шляпе едва виден из-за стола. Но Гокудера был не из тех, кто бы усомнился в возможностях этого странного человека.
— На хороший у меня нет денег, синьор Реборн, — с едва заметным раздражением в голосе ответил Хаято, продолжая обрабатывать многочисленные ссадины на руках.
— На кофе тебе теперь хватит, — фыркнул аркобалено, отодвигая от себя щербатую чашку, явно оставленную здесь предыдущими хозяевами квартиры. — Всё оформили так, будто ты купил пару акций и тебе теперь положены дивиденды. Должен же ты на что-то жить? Ты же понимаешь, что тебе нельзя заключать никаких других договоров? Иначе можешь попрощаться со своими амбициями, и не только с ними.
— Я не идиот, какого бы мнения обо мне ни были окружающие.
Гокудера и без того понимал, что будет непросто, с Десятым Вонголой вообще ничего не может быть просто, как ему показалось. Но так у него есть гарантированный доход и некоторые перспективы, пока весьма смутные. Что-то в сегодняшнем происшествии не давало ему покоя: он не мог объяснить себе ни милосердия, ни кажущегося бескорыстия наследника уважаемой Семьи – ведь от него ничего не потребовали за спасённую жизнь. Да и сам факт того, что в ответ на неприкрытую агрессию он получил не гнев и даже не безразличие, которого вполне можно было ожидать (что может быть проще, чем отойти в сторону и посмотреть, как человек будет решать самим же собой созданные проблемы?), а помощь…
— Тсуна слишком наивен и слишком добр. В сочетании с Пламенем Предсмертной Воли это даёт очень опасную смесь, опасную, в первую очередь, для него самого, — менторским тоном заявил Реборн, будто у них тут лекция по психологии отношений. — Ты можешь оказаться ему полезен, я это признаю, но не забывай ни на секунду, что ты жив до тех пор, пока он полагает это необходимым. Я бы тебя убил за подобную выходку.
Гокудера кивнул, закусил губу и уставился невидящим взглядом куда-то в пол. Всё это и так совершенно очевидно, хоть и сложно чувствовать себя настолько зависимым от чужой доброй воли, осознавать степень собственного кретинизма было ещё сложнее.
— Я всё понял, синьор Реборн. Я буду полезен Джудайме так, как он того захочет.
— Что же, тогда до следующей встречи, Гокудера.
Хлопнула входная дверь, потом – дверь подъезда, за окном шумели машины, а Гокудера всё сидел на крохотной кухоньке и пялился на грязноватый пол, пытаясь поймать за хвостик какую-то мысль, но никак не мог понять, что же он всё-таки пытается вспомнить.
Пламя Предсмертной Воли – сложная штука, раньше он только слышал о таком, а теперь вот даже увидеть довелось, но к пониманию этой мистической хреновины он так и не приблизился. Может быть, у обладателей Пламени какая-то другая логика, а может быть, Джудайме увидел в нём что-то, чего Хаято не видел сам. Возможно, он действительно просто слишком добр, чтобы позволить умереть тому, кого мог спасти? Не такая уж большая разница для самого Гокудеры – ему не важны причины, главное, что впервые к нему кто-то был добр. Кто-то, кроме одиноких старушек, временами подкармливавших его в первые пару лет после побега из дома.
А самое главное, он не увидел в его глазах раздражающей жалости, которой были преисполнены те пожилые синьоры.
Жалости Хаято не терпел, наверно, потому, что где-то в глубине души знал – жалость сделает его слабым. Так просто позволить кому-то взять всё на себя, а самому потонуть в жалости к себе. Потонуть, захлебнуться и сдохнуть, а он против, он хочет жить, решать собственные проблемы по-своему, предоставляя другим поступать так же. В конце концов, это и называется мужеством.
Гокудеру в этой школе бесило всё – беспардонно лезущие не в своё дело учителя, ученики, считающие себя вправе отпускать совершенно непозволительные замечания. Ему потребовалась вся его выдержка, чтобы не избить того кретина, который предположил, будто между ним и боссом противоестественные отношения, но он всё же сделал вид, что просто не услышал этих слов, и сорвался на учителе[5]. После этой его выходки их чуть было не исключили, но дело всё-таки удалось замять, хотя и ему и Саваде, как бы он ни пытался показать обратное, на это было наплевать.
И только гораздо позже, сидя на крохотной кухоньке своей квартиры и выкуривая сигарету за сигаретой, Гокудера признался себе – если бы это было условием, то он с готовностью лёг бы под будущего босса Вонголы, наплевав на все свои убеждения.
Я ещё надеялся, что проблем можно избежать, если и дальше пользоваться хромающим на все четыре ноги «автопилотом» и изображать, Тсуну, делающего вид, будто ничего не происходит, так, как всегда поступает его мама. Эдакий простой, проверенный временем рецепт жизни без стресса. Но что-то не складывалось, хотя я почти научился выстраивать в голове логические цепочки, полностью имитировавшие ход мыслей Савады, и приучил себя пользоваться только его словарным запасом. В таком виде получалось, что ненормальный репетитор собрался делать из меня следующего оябуна[6] какого-то сицилийского клана. Выглядела такая формулировка бредово, но гораздо больше подходила человеку, выросшему в Японии.
А ведь был ещё и Гокудера Хаято, норовящий подорвать всё вокруг, что также не привносило спокойствия в мою жизнь. Нет, я всё понимал, в конце концов, о самом Гокудере я знал немного больше, чем он успел мне рассказать, в том числе, и некоторые его мотивы, но пока я изображал из себя пугливого идиота, его присутствие было весьма утомительно. Что заставляло ещё раз задуматься о том, когда и как менять линию поведения. Пока было откровенно рано, но через пару месяцев можно «привыкнуть» к стрельбе и взрывам, а там посмотрим.
Ожоги с ладоней после драки с этим неугомонным чуть ли не целую неделю сходили, а во взглядах Гокудеры, которые он бросал на мои руки, перемешались вина и непонимание. Я сам не мог себе объяснить, почему меня это беспокоит. Логика Гокудеры Хаято – за гранью человеческого разума, уверен, он и сам себя понимает хорошо если один раз из десяти.
Несмотря на репутацию Савады, один из самых популярных одноклассников решил пригласить меня в команду. Ямамото Такеши играл в бейсбол за школу, всегда, сколько Тсуна был с ним знаком, сначала за младшую, теперь – за среднюю, он и за старшую наверняка играть будет. Ходили слухи, что он собирается пойти в профессиональный спорт, но я-то знал, что парня ждёт другая, не менее прибыльная карьера.
Этот парень произвёл на меня довольно приятное впечатление – он всегда был весел, ни с кем не ссорился и его любят девчонки. Пожалуй, Тсуна мог бы сказать, что завидует ему – что-то такое мелькало среди его воспоминаний – не столько популярности, это-то ему нафиг не нужно, а тому, что у того есть что-то важное, что-то, имеющее смысл. У Ямамото есть цель, а Тсуна не видел смысла в своём существовании. Мне это было довольно сложно понять, я как-то больше привык ставить себе некие метафизические «планки» и прыгать, пока не смогу их преодолеть, а потом начинать всё по новой. В этом мы с Ямамото, наверно, похожи. Думаю, мы бы легко подружились, если представить, что был хоть один шанс встретиться с ним, пока я был собой.
«Интересно, о чём бы мог жалеть Ямамото перед смертью? — подумал я, лениво подметая поле после урока. — Наверное, что-то вроде выигрыша в мировом чемпионате, было бы вполне в его стиле...»
Вообще-то, убирать поле должна была вся наша команда, как проигравшие, но поскольку одноклассники дружно решили, что проиграли они именно из-за меня, значит, мне и отдуваться. Стоило ли так надрываться на прошлой неделе, чтобы сегодня все дружно назначили меня «козлом отпущения»? Хотя нельзя сказать, что они так уж и не правы – в бейсболе я полный ноль. Я не удивился и не пытался как-то избежать этой сомнительной чести, ничего нового о себе и Саваде я всё равно не услышал. Бег по утрам не принёс пока ощутимых результатов – я опять ужасно вымотался и сбил дыхание, с этим решительно надо было что-то делать, и я мужественно повелел себе увеличить время пробежки на полчаса.
— Подмога прибыла! — заорал кто-то прямо у меня над ухом.
Я обернулся и с удивлением увидел жизнерадостное лицо Ямамото. Не совсем понятно, зачем он решил мне помочь, но глупо было бы отказываться от помощи, хотя на языке у меня вертелась целая куча вопросов.
— Извини, это всё из-за меня, — сказал я, задействовав «автопилот» для контроля мимики. — Не стоило брать меня в команду.
— Да ладно тебе, это всего лишь физ-ра, — рассмеялся Ямамото. — К тому же я сделал это специально.
Подобное заявление заставило меня напрячься – излишнее внимание мне было не нужно абсолютно, с другой стороны, Ямамото же будет Дождём Вонголы, а значит, мы должны каким-то образом «подружиться». Я вопросительно посмотрел на одноклассника, и тот пояснил:
— Ты был крут в последнее время, разве нет? Когда дрался на мечах, или на том матче по волейболу. Я отметил тебя в своей книжке.
Всё это мне решительно не нравилось – или Ямамото знает гораздо больше, чем стоило, а значит, согласно одной из версий, просто притворяется жизнерадостным идиотом, либо у меня началась паранойя.
— В отличие от тебя, я играю только в бейсбол, как будто это всё, что я умею, — продолжил парень грустно.
— Чего это ты? Ты ведь лучше всех играешь в бейсбол, — неподдельно удивился я. Если уж один из лучших спортсменов школы считает свой уровень недостаточным…
— Не так уж всё хорошо. В последнее время не важно, сколько я тренируюсь, мои средние показатели падают, я играю всё хуже. Боюсь, что вскоре я уже не смогу быть ведущим игроком в команде.
«Вот только маниакально-депрессивного психоза нам тут не хватало! — подумал я. — Блин, а ведь Настюха говорила, что он суицидник!»
— Тсуна, что мне делать? — на полном серьёзе спросил он у меня. Нет, я бы вполне понял такой вопрос, если бы присутствовал здесь сам, а не в качестве Савады, но ему-то откуда знать что я действительно могу посоветовать что-то путное?
— Что? Почему ты решил спросить именно меня? — несколько запоздало отреагировал я.
— Шучу-шучу! Просто я подумал, что могу рассказать тебе об этом.
Выражение лица Ямамото, такое непривычно-серьёзное, настоящее, моментально сменилось его обычной улыбкой до ушей, как будто кто-то повернул выключатель. Он стоял, закинув швабру на плечо, как привык держать биту, и смеялся так сильно, что зажмурил глаза. Мне почему-то подумалось, что он это специально, ведь взгляд гораздо вернее передаёт настоящее настроение, чем что-либо другое. Но, увидев серьёзного Ямамото, я уже не мог так просто выкинуть это происшествие из головы.
— Ну, больше старания, и ты всего добьёшься, ну, я так думаю, — выдаю я совершенно стандартный и абсолютно неподходящий совет. Какой же я всё-таки врун…
— Ага. Знаешь, я тоже об этом думал, — безмятежно улыбается мне Ямамото, как будто не он тут только что шокировал меня своей серьёзной рожей. — Так и думал, что мы сойдёмся во мнении.
— Правда? — удивился я, теперь мне не давала покоя мысль – какое же его лицо настоящее?
— Отлично, сегодня остаюсь здесь и тренируюсь до потери пульса! — заорал Ямамото на всю спортплощадку.
«Вот уж «до потери» – не надо, — подумал я, глядя ему в след. — В этом деле лучше без фанатизма, а то мало ли что…»
Закончив с уборкой, я отправился домой, где меня поджидал Реборн со своими, как всегда, гениальными идеями. На этот раз в его многомудрую голову взбрело, что Ямамото, со своей популярностью и успехами в спорте, весьма пригодится Семье. Одно только это заявление заставило меня серьёзно задуматься, причём не столько о том, что репетитор за мной следит, сколько о том, что правила здешней мафии сильно отличаются от всего, что я читал на эту тему в своём мире.
Коза Ностра – сицилийская мафия, «наше дело»… я как-то привык считать, что если «сицилийская», то не-сицилицев туда не берут в принципе, даже итальянцев с большим трудом. А тут непонятно что: у меня самого мать – японка, Гокудера – незаконнорождённый полукровка, а про Ямамото и остальных даже говорить нечего. Поругавшись с Реборном и получив от него очередной втык, я ещё раз перечитал все выданные мне материалы о мафии – ничего. Ни одного слова о национальности, зато несколько раз упоминалось, что для того, чтобы стать членом клана, нужна Решимость… Именно так, с большой буквы. Уж не Пламя Предсмертной Воли имеется в виду? Это было бы логично, насколько в этом мире всё вообще подчиняется логике.
Оставшийся вечер я провёл неплохо, закопавшись в учебники по истории Японии, предварительно оттащив в свою комнату блюдо с онигири.
Пока всё шло довольно неплохо и учебники читались почти как исторические романы, если бы ещё не надо было учить даты…
А на следующий день я понял, что «накаркал» мысленно обзывая Ямамото суицидником – этот умник решил прыгнуть с крыши, нашей школьной – четыре этажа плюс чердак. Потрясающая логика, если честно, для того, чтобы убиться насмерть, ему придётся сильно постараться… Но лучше бы обойтись без этого. Несясь вместе со всем классом по лестницам и активно работая локтями, я старался просто не думать о своих вчерашних словах, ведь нет кары страшней, чем быть виноватым. Получалось плохо – я никогда особо не был силён в самовнушении.
«Что важнее, твои дебильные попытки не привлекать лишнего внимания, или жизнь хорошего, в сущности, человека? — ругал я себя на бегу. — Сказал бы нормально, что он перетренировался, и это не страшно, бывает, но в таких обстоятельствах ни в коем случае нельзя повышать нагрузку, наоборот, надо снизить объём и интенсивность занятий, спать не меньше десяти часов в день, хорошо кушать, на горячие источники, опять же, съездить можно...»
Депрессия, между прочим, один из симптомов перетренировки, наравне с ухудшением сна и прочими гадостями, включая лимфоцитопению. Тсуна бы наверняка сбежал, боясь посмотреть однокласснику в глаза, но я и так нагородил проблем с ним, значит, мне их и разруливать. А как, это уже по месту решить можно, чего заранее страдать?
Ямамото стоял у самого края, перешагнув через хлипкое ограждение, и смотрел прямо перед собой. На крыше собралось чуть ли не полшколы, и мне пришлось изрядно постараться, протискиваясь в первый ряд. Ямамото как раз показывал всем загипсованную руку и говорил, что теперь ему больше ничего не осталось, кроме как шагнуть с крыши, так, как будто он сам в это верит. Толпа вокруг бурлила, кто-то толкнул меня в спину, из-за чего я оступился, и меня буквально выкинуло на свободное пространство, между краем крыши и оравой школьников.
— Если ты пришёл меня остановить, то бесполезно, — горько усмехается Ямамото, увидев меня впереди всей этой толпы. — Как кто-то, кого всегда называют Бесполезным Тсуной, может понять чувства, когда хочется умереть после провала во всём, да?
Я вздохнул и принялся судорожно придумывать, что же ему такого сказать. Но я никогда не был мастером в этом деле, так что единственное, что я мог бы сделать в этих обстоятельствах, так это просто силой уволочь его отсюда, если бы эта самая «сила» не осталась в прошлой жизни, поэтому я пустил в ход «автопилот» и практически полностью подменил свою личность Савадой, насколько это вообще возможно, в отсутствии его самого. Пауза получилась довольно продолжительной, но вроде бы никто не заместил странностей.
— Нет, — сказал не столько я, сколько память Савады Тсунаёши. — Я и ты, мы разные, так что…
— Как высокомерно с твоей стороны, совсем недавно ставший крутым Тсуна-сама, — едко скривил губы Ямамото, прерывая мою сумбурную речь. Это было совершенно не похоже на все те воспоминания о нём, которые были у Тсуны, что я на некоторое время растерялся, но потом всё же взял себя в руки.
Безумный сумбур, но всё же до меня дошёл смысл этих слов и причина, по которой Савада всё-таки «ушёл» – если нет причин стараться, нет и причин оставаться в живых. Я перевёл дыхание и продолжил эту импровизированную исповедь-проповедь:
— Тебе плохо оттого, что твоя карьера внезапно закончилась из-за несчастного случая... Но мне в голову никогда не приходило ничего подобного! Вообще-то, я жалкий человек, который умирая будет сожалеть о многом... И думать о том, что если бы у меня было предсмертное желание, то я бы хотел всё изменить... — вообще-то, Тсуне пришлось, хоть и несколько в иной форме, но знал об этом только я, так что это почти не ложь. Особенно та часть, что про изменения. — Думать, что нет ничего хуже, чем умирать просто так... Я не могу понять твоих чувств, извини…
Настоящее лицо Ямамото – спокойная сосредоточенность, смерть, смотрящая прямо из его глаз. Он слушал меня внимательно, но слышал явно что-то своё. Его губы шевельнулись, мне показалось, что он повторил «нет ничего хуже, чем умирать просто так», потом чуть улыбнулся, горько, едко, кисло, но улыбнулся и всё-таки схватился за мою протянутую руку, и, как будто тактильный контакт позволил мне читать его мысли, я явственно увидел его ответ: «Умирать, убивать… ты же подскажешь мне повод?». Я вздохнул с облегчением, но как оказалось, слишком рано – хлипкий карниз, на котором стоял Ямамото, внезапно затрещал и обвалился, крыша начала просто выкрашиваться под его кроссовками, мелкие камешки с задорным стуком посыпались в низ. Всё как в фильмах ужасов – хруст, невнятный шорох, скрип металла ограждения под моей потной ладонью, я ещё пытался что-то сделать, перенёс вес назад, отступал мелкими шажками, надеясь, что кто-нибудь подскочит сзади и мы вытащим этого неудавшегося самоубийцу, но остальные, скорее всего, просто замерли в ступоре.
Я смотрел на Ямамото – этот придурок был совершенно спокоен, это неправильно, так неуместно сейчас, что осознание этого позволило мне успеть перехватить его за рубашку, когда он сам отпустил мою руку. Теперь мы оба удивлены поведением друг друга и доблестно летим с крыши. Браво, Ваня, не прошло и месяца новой жизни, как она грозит оборваться!
В этот раз я не успел засечь момент выстрела – всё-таки паника захлестнула меня с головой, и я проморгал и боль, и ледяную темноту, но вспыхнувшее Пламя и калейдоскоп красок я не пропустил бы и при всём своём желании – загораясь, этот огонь заполняет собой всё. Время замедлилось, мы падали медленно, как будто вязли в прозрачном сиропе, но времени на раздумья всё равно не было.
Я подхватил своего непутёвого приятеля на руки, двигаться было довольно сложно, как будто я продирался сквозь толщу воды на большой глубине, но мне всё же удалось справиться с этой задачей. Теперь надо было тормозить, и единственное, что я мог тогда сделать, это представить кокон пламени вокруг нас с тягой, направленной вверх. Небо, ведь гармония, если я ничего не путаю, Ямамото не должно повредить, и Тсуна вполне себе летал на этом самом пламени, правда, с помощью перчаток, но вдруг?
Как говорится, дуракам везёт – в ушах шумело, как в аэродинамической трубе, воздух вокруг становился всё плотнее и плотнее, и если закрыть глаза, то можно было представить, что огонь возник из-за трения об атмосферу. Мне стало весело от этой мысли, но рассмеяться у меня так и не получилось, вместо этого я прямо спиной шмякнулся на асфальт, а весьма немаленькая тушка Ямамото придавила меня сверху.
Наверху шумел народ, кто-то предполагал, что всё это было просто глупой шуткой Ямамото, а я всё ждал, когда же он додумается с меня слезть. К счастью, он оказался достаточно догадливым, чтобы мне не пришлось говорить об этом вслух.
— Ты был невероятен, — всё ещё серьёзно заявил он, смотря, как я проверяю, всё ли у меня цело. — Так что мне придётся согласиться с твоим мнением.
А потом он вдруг засмеялся, состроив свою обычную физиономию:
— О чём я только думал, какой же я временами идиот!
Вот только верить этой клоунаде, после того, как он показал себя без своей вечной маски, я бы не стал. Я не знал, зачем он притворяется, но делал он это качественно, нечего сказать. И, сидя рядом с ним на земле посреди обломков парапета, я почему-то подумал, что мы – вне системы. И я, и Гокудера, и Ямамото – мы носим маски, играем роли, чтобы создать хоть какую-то видимость того, что мы часть окружающего мира, тогда как на самом деле всё совсем не так.
--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
[1] Pazzo
итал.) Отморозок. Придурок. Кретин, неполноценный и подлежащий устранению, ввиду невозможности ведения с ним конструктивных переговоров.[2] Сделать кости. Завалить первого парня, чтобы быть принятым в Семью. Задание стажёра, переводящее из интернатуры в профессию.
[3] В каноне нигде не говорится, что нам показали все виды Особых Пуль, и не сказали, каким образом Реборн, Гокудера, Бьянки и вся Вария, включая рядовых бойцов, выучили японский язык. Уж явно не по учебнику «Японский за три месяца», тем более что таких сроков у них не было. Поэтому, предлагаю считать, что всё было именно так.
[4] Padrone
итал.) Хозяин. Тот, от чьей воли ты зависишь. Также уважительно-патриархальное обращение к старшим.[5] Отсылка к этой странице:
ga.readmanga.ru/home_tutor_hitman_reborn/v1ch4/...
[6] Оябун – япон. букв. «шеф» центральная фигура в иерархии якудза.
Глава 2, Глава 3, Глава 4, Глава 5, Глава 6, Глава 7, Глава 8, Глава 9, Глава 10, Глава 11, Глава 12, Глава 13, Глава 14, Глава 15, Глава 16, Глава 17, Глава 18, Глава 19, Глава 20
@темы: 2759, слеш/яой, твАрьчество, фанфики, нюхать брокколи!, настоящая мафия(тм), рипорно (KHR!)
-
-
03.11.2016 в 23:37Обожаю читать, как Вы описываете такие моменты)
-
-
04.11.2016 в 10:06